«Норд-Ост»: преступника нельзя прикрывать, даже если он в погонах
Почему случился теракт? Чем занимались правоохранительные органы? Почему они в очередной раз не предотвратили действия боевиков? На все эти вопросы нет ответов ни у нас в России, ни у международного сообщества. Наше желание возбудить уголовное дело в отношении должностных лиц, допустивших нарушения при штурме, прежде всего было направлено на то, чтобы снять вопросы без ответа о вине и виновности должностных лиц.
Неправильно прикрывать преступника, совершившего правонарушение, даже если он государственное лицо. У нас есть колонии для судей и сотрудников правоохранительных органов. Кстати, они переполнены. Преступников в погонах осуждают и сажают в большом количестве. Но теракты почему-то являются табу, и даже проверка тут не проводится. Я участвовал в расследовании практически всех крупных террористических актов и заявляю: расследование терактов в нашей стране никогда не доводится до ума.
Нерешенные вопросы отбрасывают тень и на все остальные случаи терактов. Со взрывами в метро на «Автозаводской» и «Рижской» случилась абсолютно аналогичная ситуация. Там был суд, но один из подсудимых был сотрудником Министерства юстиции в очень высоком ранге. Исходя из материалов дела, цепочка пособников и организаторов террористических актов вела в Министерство юстиции. С ума сойти можно. В любой цивилизованный стране про это расскажи — у всех волосы дыбом встанут: высокопоставленный чиновник прикрывался удостоверением для того, чтобы облегчить противоправную деятельность! Но ни следствие, ни суд, не стали обрабатывать эту версию и не дали возможности привлечь остальных пособников террористов. Таких примеров очень много.
С расследованием теракта, когда взорвали жилые дома на Каширском шоссе и улице Гурьянова, произошло ровно то же самое. Была подготовленная брошюра Березовского о том, что КГБ взрывает Россию и Москву. Участвуя в суде и представляя там потерпевших, я просил суд о проверке тех фактов, которые были указаны в этой брошюре. Пусть многие из них были выдуманы, но часть из них все-таки требовала проверки, потому что они были похожи на правду. Всегда все надо доводить до ума, выяснять, где ложь, а где правда. Нельзя никогда ничего замалчивать и бросать на середине. С тем судебным процессом поступили здорово: его засекретили и взяли со всех подписку о неразглашении. Осадок тогда остался у всего населения: дома взрывают, дело закрыли, события не освещаются.
Был еще и теракт в Домодедове. Вся страна знает, что в том зале, где произошел взрыв, не стоял металлоискатель, а пункт прохода не был надлежащим способом оборудован.
На основании этого мы подали иск к аэропорту Домодедово. Есть целый ряд нормативных актов, вводящих обязанность аэропорта иметь службу безопасности, которая вооружена и имеет по закону право арестовывать и задерживать. Это огромный спектр возможностей для соблюдения транспортной безопасности. Но ничего этого не было в Домодедове, потому террорист и решил пойти именно туда. Бандит мог безнаказанно подойти к большому скоплению людей, причинив масштабный вред. Если бы обязанности службы безопасности исполнялись, смертник взорвался бы на проходе, пострадало бы два-три человека.
На этих основаниях мы посчитали, что нарушен целый спектр законодательства, регламентирующий транспортную безопасность и обязанности аэропорта Домодедово. Мы подали иск и проиграли. Тогда возбудили уголовное дело по факту соблюдения транспортной деятельности в части организации безопасности. И это дело замяли. Есть линейные управления МВД, которые отвечают за транспортную безопасность, так же как во всех аэропортах стоит полиция. Зачем они там стоят, если они не несут никакой ответственности ни за что?
После терактов выплачивается разного рода материальная помощь. Сейчас родственникам погибших после взрыва в автобусе государство выплатило по миллиону рублей. Практика показывает, что этой суммы родственникам погибших хватает на полгода — все зависит от затрат на похороны. И вот через полгода эти деньги кончаются, а проблемы остаются. В семье погиб кормилец, остаются пожилые родители на иждивении или дети-сироты. Если человек был зарезан преступником или погиб на производстве, вам гарантируют пенсию по утрате кормильца, помогут сиротам и престарелым. В отношении жертв терроризма такого института не существует. А разовая помощь не решает долгосрочных проблем. То же самое с теми, кто получил инвалидность: выдается разовая материальная помощь. Но ведь на этом ничего не заканчивается.
Любой потерпевший «Норд-Оста» должен каждый раз идти в правительство Москвы и с пачкой медицинских документов доказывать, что ему нужно санаторно-курортное лечение, дополнительное протезирование, а ведь это все платно. Иногда власти выборочно помогают, если человек все сделал грамотно, знал, куда пойти, и знает свои права и обязанности. Но в основном люди остаются без помощи, потому что они просто не знают, куда идти! Мы пытались по опыту Франции и других цивилизованных государств пролоббировать закон о защите прав жертв терроризма. Конечно, в проекте мы пытались минимизировать государственные издержки и при этом пробить пострадавшим социальные льготы в части ЖКХ, проезда в метро и других сферах. Пытались пробить им определенный статус «жертвы терроризма», который гарантирует определенные льготы. Но Госдума где-то потеряла этот законопроект. И всерьез к нему никто не отнесся.