На диванчике боком притулилась Татьяна Ивановна Карпова, вся в черном. Хотя это ее диванчик, и она у себя дома. Но ей очень плохо. Татьяна Ивановна почти не прекращает курить, одну за одной, одну за одной. И нет ощущения, что она хотя бы недолго спала.
Татьяна Ивановна поднимает глаза это мертвое отчаяние. Расширенные зрачки повернуты внутрь, в себя, и видит ли она вообще того, кто сидит рядом?
Я правду хочу знать. Вот и все, – говорит Татьяна Ивановна и отворачивается к окну. Но за ним ничего нет, рассматривать нечего. Пауза. Спросить неудобно Татьяна Ивановна не здесь. В комнате, вокруг -никаких признаков, что тут живут люди. Зато все что круглые сутки поминают: много фотографий одного и того же мужчины, похожего на Татьяну Ивановну, одинокая статичная гитара, выставленная, будто уже надгробье.
Наша жизнь кончилась, прерывает паузу женщина, глядя прочь. Только и осталось, что узнать правду.
А деньги?
Да-да, вас всех волнуют эти проклятые деньги… Куда-нибудь их отдадим, если получим. Но вы же знаете, что никто не надеется их получить…
В Норд-Осте у Татьяны Ивановны погиб старший сын -Александр Карпов 31 года от роду Взрослый, женатый, удачливый, чудесный. 23 октября он пошел на мюзикл не просто так, а по профессиональным причинам: это он, известный московский бард из интеллигентной семьи и переводчик с английского, написал русские тексты для кир-коровского Чикаго и, естественно, очень хотел услышать Норд-Ост. Собирался устроить этот культпоход с друзьями по бардовской ассоциации 32 августа, но в последний момент в кассе оказалось только два билета, и Саша пошел вдвоем с женой Светой. Света выжила Саша нет. Света теперь старается все забыть и даже уехала из Москвы по настоянию родителей Татьяна Ивановна, напротив, хочет во всем разобраться. И кто возьмет на себя право сказать, что обе эти линии поведения не имеют законного права на существование?
Не отрываясь взглядом от окна, за которым ничего нет, Татьяна Ивановна ставит кассету это баллады в ирландском стиле. Сын их и сочинял, и исполнял. Его сильный голос наполняет комнату-мемориал, но мать уже и не плачет.
А вот открытки с веселыми текстами, которые он выпускал, говорит она. Саша был очень остроумный человек. Открытки так и продаются в киосках, но никто не знает, что это мой сын.
Татьяна Ивановна протягивает письмо. …Мне не довелось знать Александра лично, но моя жена Лиса и я, как и многие другие американцы, живущие в Москве, посетили мюзикл Чикаго и были восхищены великолепным переводом на русский язык… Александр был не только талантливым переводчиком и знатоком английского языка, но и тонким ценителем музыки и искусства… Я надеюсь, что в это тяжелое для вашей семьи и друзей время утешением станет понимание того, как много радости и добра принесло людям творчество Александра. Все наше посольство глубоко скорбит и молится вместе с вами. Искренне Ваш посол США в России Александр Вершбоу.
А кто еще скорбит? И кто еще искренне Ваш? Вот в чем вопрос…
Получила ли ваша семья письма-соболезнования от президента Путина или премьера Касьянова?
Нет, конечно.
И правда, откуда?.. Стиль и воспитание вот что никогда и ни при каких обстоятельствах не приживалось в Кремле.
Послу США было не лень написать такое письмо… На панихиду пришли пять тысяч человек… Не успевали цветы уносить с гроба… Панихида длилась пять часов… Мы всегда знали, что наш сын очень талантливый, но что настолько, не предполагали… Когда он погиб, его слава нас настигла… Пол-Москвы стояло передо мной на коленях в те дни…
Татьяна Ивановна будто бы пытается доказать, что сын был не рядовым гражданином, и это будто бы главная причина, что она борется за него до конца, и поэтому они ввязались в эту историю с судом, по которой дурно не прошелся разве что самый ленивый наш политик…
Но зачем?.. Почему мать оправдывается? Как надо было вывернуть ее наизнанку, чтобы она должна была говорить не простые и понятные вещи: Погиб сын хочу знать, почему, поэтому пошла в суд и ни у кого не должно было возникать никаких дополнительных вопросов, а ввязываться в доказательства исключительной одаренности сына как гарантии, что имеет право… Только вот на что?
Ну поймите же… Это невозможно вынести! В графе причина смерти у Саши убийство. Так, значит, его кто-то убил?.. Но кто? И кто ответит на этот мой вопрос? А в графе диагноз у нас жертва терроризма… (Авторство принадлежит моргу Боткинской больницы. А.П.) Ну как с этим можно жить?.. Я хочу знать о судьбе своего сына. И не хочу никакого бунта. Суд наша безысходность.
Тем не менее… Нет более не уверенных в себе людей, чем российские граждане… Они сомневаются, даже когда сомневаться нет права. Татьяна Ивановна все-таки продолжает оправдываться, для чего ищет все более и более весомые аргументы своему поступку против власти, хотя так его теперь обернули сами власти. Оправдывается, хотя ничего подобного делать не должна ей совершенно не в чем оправдываться, и все как раз наоборот это мир вокруг должен сделать это по отношению к ней… Но не делает. Гражданин по-прежнему ничто, песчинка, крупинка, маковое зернышко в России, у него нет даже права чувствовать себя мало-мальски защищенным своим государством. Требуется, фигурально выражаясь, быть Пугиным, чтобы чувствовать себя гражданином… Надо, чтобы был статус. И тогда можно на себя много взять. Но никак иначе… А что, если бы бард Карпов не написал либретто для Чикаго и не был лично знаком с Киркоровым и Пугачевой, что тогда? Жил одним из многих? Значит ли это, что его можно было отравить газом и объявить это успешной операцией?
Похоже, матери кажется, что только тогда мы (мир) перестанем мучить ее гнусными намеками на корыстность поданного иска, на желание обогатиться за счет его гибели, и поверим, как же ужасно его потерять, и перестанем говорить о поданных судебных исках в оскорбительном для семей погибших заложников тоне… Когда она докажет, что сын ее был кем-то!
А зачем на Трунова напали? Другие же адвокаты просто не захотели связываться с этими исками! Отказались! А мы просили многих… В том числе знаменитых…
Татьяна Ивановна поднимает лицо, и оно совершенно беспомощно. Как, действительно, быть? Ведь еще одно направление сегодняшнего удара недовольной жертвами Норд-Оста власти – это адвокат Игорь Трунов. О него только что ноги не вытирают. Воротят носы наши знаменитые адвокаты, часть из которых действительно заложники просили защищать их интересы в суде, но они отказались, не желая ссориться с властями. И вот теперь Трунов, оказывается, и корыстный, и себе на уме, и делает пиар… А что вы все хотите? От заложников? Чтобы все они сидели в суде без всякой защиты? Но так ведь это запрещено законом! А от Трунова с его юридической консультацией под названием Центральное адвокатское бюро где-то на Волоколамском шоссе? Чтобы Трунов, придя в суд, действовал против интересов подзащитных и в пользу власти, повинуясь ее воле?
Поймите же наконец истцов. Не от хорошей жизни они регулярно теперь получают порцию унижений в Тверском межмуниципальном суде, где судья Горбачева мила только на словах! Фактически она всеми своими процессуальными действиями и бездействиями настаивает на том, чтобы истцы отозвали иски… Но как смириться Татьяне Ивановне с этой самой жертвой терроризма? Проглотить трагедию, страшнее которой не бывает? А если бы такое коснулось вашего собственного сына? Или внука? Поставьте же себя на место другого и наша жизнь, о несовершенстве которой мы вечно плачемся, имеет шанс резко улучшиться.
Общество опять совершает трагическую и абсолютно безнравственную от традиционного нежелания задумываться ошибку: ранее оно делало ее же по Чечне, игнорируя реальное положение дел там в ходе второй чеченской войны. Большинство находящихся в Чечне людей чувствовали и продолжают чувствовать свою полнейшую и кромешную безысходность. Когда, забрав с концами их детей, отцов, братьев незнамо куда и по необъявленному поводу, военная и гражданская власти говорили (и говорят) там семьям: Утритесь. Все. Не ищите. Этого требуют высшие интересы войны с терроризмом. Говорят и бесятся, когда осиротевшие матери взрываются: Ответьте же: почему сыновей убили?
И общество молчало. Почти молчало. В подавляющем большинстве снисходительно взирая на все, что именно таким образом творилось в Чечне, и цинично игнорируя мнения умных людей, обещавших нам бумеранг, поскольку власть, привыкшая вести себя таким образом в одном регионе, не захочет останавливаться и станет испытывать терпение также и тех, кто совсем не в Чечне…
Все то же самое опять. Нордостовцам (жертвам теракта и семьям погибших) фактически говорят: Утритесь.. Забудьте. Так надо. Высшие интересы выше ваших личных. То есть по отношению к жертвам власть ведет себя точно так же, как три с лишним года подряд ведет себя по отношению к мирному населению в Чечне. Быть может, несколько лучше: на 50 и 100 тысяч рублей лучше, ведь на сей раз она выдавила из себя компенсации. Ну а в Чечне и этого-то нет.
А общество? Наш народ? С позволения сказать?.. В целом сострадания нет сострадания как общественного движения и публично заметного порыва, который власть не смогла бы пропустить мимо ушей. Все как раз напротив: развращенное общество опять хочет себе комфорта и покоя ценой чужих жизней. И бегом несется прочь от трагедии Норд-Оста, желая скорее поверить государственной мозгоп-ромывочной машине, чем сути и даже соседу, попавшему в такой ужасный переплет.
Мы боимся. Нам уже дали понять, что с нами всякое может случиться, если будем очень настаивать. Мы боимся… Не за себя. За младшего сына, говорит, прощаясь, Татьяна Ивановна.
Вот и вся истина. Вот и вся суть истории о 61 иске на сумму 60 миллионов, по которым так заранее воют отечественные власти. Вот тебе и демократия. Не уверена, что вообще можно возобновлять этот мюзикл и гастролировать с ним на Бродвее, пока не поставлены все точки над, надо бы быть пораз-борчивее. И кто сказал, что 30 миллионов за душу человеческую это много?.. Принимайте душ, как только вам опять начнут публично полоскать мозги, что семьи, требующие компенсаций за ложь и смерть как конкретный результат этой лжи, хитрецы, подлецы, враги и алчные. Они прежде всего несчастные. Абсолютно. И страдальцы. За нас с вами в том числе.