Беда, давно стучавшаяся в ворота

Про эту трагедию писали практически все СМИ. 28 сентября в аэропорту «Пулково» на выходе из самолета 44-летняя женщина упала с полуторагодовалой внучкой на руках с трехметровой высоты на бетон после обрушения пола пассажирского передвижного трапа.

Женщина сломала ногу, ребенок получил серьезные множественные травмы. Почти три недели медики спасали малышку, находившуюся в искусственной коме, но сердце девочки, пережившей три клинических смерти, остановилось навсегда.

Ленинградский следственный отдел Северо-Западного СУ на транспорте и СКР Российской Федерации возбудил два уголовных дела (оказание услуг, не отвечающих требованиям безопасности жизни или здоровья потребителей и халатность) и теперь пытается найти истинных виновников трагедии, в которой мать ребенка, Дарья Петрова винит сотрудников аэропорта.

Как часто у нас бывает, шевеление «ответственных лиц» началось после того, как «клюнул жареный петух» – а не до. После гибели ребенка всех водителей трапов «Пулково» массово отправили на переобучение. Как раз под прокурорскую проверку.

То есть, именно сейчас, а никак не раньше назрела необходимость переаттестации водителей трапов. Хотя слово «переаттестация» подходит для тех специалистов, которые уже имеют необходимую категорию, которую время от времени надо подкреплять. В «Пулково» же, как выяснилось, практически никто из действующих сотрудников вообще не имеет категорию, необходимую для управления самоходными трапами. И теперь за три недели курсов из этих людей каким то образом сделают профессиональных операторов СПТ. Интересно, с какими категориями набирали людей в аэропорт на эту должность еще недавно?

Что же касается беды, то она, как известно, одна не приходит. Отправленные на обучение водители и сокращение больше чем на треть (11 из 35) использования имеющихся у аэропорта трапов, вызвали в «Пулково» настоящий транспортный коллапс. Нехватка водителей трапов, а в итоге и самих рабочих трапов, привела к тому, что самолеты, приземлившиеся в Пулково вынуждены были длительное время стоять в очереди, а пассажиры томились в ожидании посадки и высадки.

Как писали в сетях сами пассажиры, теперь, чтобы выйти из самолета по его прибытию в аэропорт, людей томят на борту до нескольких часов.

В поисках виноватых

Анатолий Кабанов председатель наблюдательного совета Российского союза инженеров категоричен в причинах, предшествовавших трагедии в «Пулково»:  «Я полагаю, что это обычная экономия. Вот в чем бы мы где-то не попадали, все всю жизнь упирается в деньги. Наши компании зачастую для того, чтобы уменьшить налогооблагаемую базу, под видом нового оборудования у посредников покупают старое. В итоге получаются вот такие истории. Производителю в данной ситуации, если было бы это новое оборудование, купленное по правилам, можно предъявлять огромные претензии. Это очень большие деньги в любой стране, в том числе и в США, которые являются производителем данного оборудования. Компания бы если не разорилась, то выплатила бы огромные деньги. А у нас все это заканчивается какими-то копейками».

Но экономия экономией, а в такой «машине» с огромным количеством «винтиков» за каждый из них отвечает конкретный специалист. Для следствия виноватых или крайних в деле, на данный момент, два фигуранта: начальник участка механических работ службы спецтранспорта «Пулково», который отвечал за ремонт сломавшегося трапа, и руководитель одной из дирекций управляющей компании аэропорта «Воздушные ворота Северной столицы».

Но вина этих людей локальна – проблема же, из-за которой случилась трагедия, может быть намного глубже. Вот случилось в Пулково серьезное происшествие, погиб ребенок, травмировалась его бабушка. Понятно, что началось следствие, которое ищет виновных. Но затянуться расследование может на долгие месяцы, а то и годы. Что делать семье погибшей девочки?

Ребенка уже не вернешь и, за это много-много позже кому-то назначат выплачивать так называемый моральный ущерб, хотелось бы по крайней мере в это верить. Но ведь не только моральный но и материальный ущерб у семьи уже есть сейчас. Малышку 17 дней спасали врачи, медики до сих пор лечат ее бабушку. Траурные мероприятия семье тоже влетят в копейку. И это только то, что лежит на поверхности.

А ведь каково состояние родителей девочки, как они будут жить дальше, как перенесут это горе. А ведь еще рухнувшие планы и надежды этих родителей вырастить дочку, обучить, сделать человеком с большой буквы – и на все это они уже полтора года вкладывались. Пеленки-распашонки, еда-питье, лечение, даже эта злополучная поездка – все это стоило денег.

Почему люди, живущие в своем государстве, не могут получить от него компенсацию своих моральных и материальных затрат, если трагедия случилась на территории этого самого государства?

В существующем положении вещей и конкретной ситуации вокруг трагедии в Пулково нам помогает разобраться Людмила Айвар, первый заместитель Председателя президиума Коллегии адвокатов «Трунов, Айвар и партнеры», которую мы пригласили в качестве эксперта и юриста: – «На все случаи жизни и даже смерти есть страхование. Но необязательную страховку тянут не все – у нас подавляющее число населения живет в заботах как прокормить семью.  Есть и обязательное страхование. В нашем случае – это перелет на самолете.

Но бабушка с внучкой из самолета уже вышли. Казалось, самое страшное позади. И вдруг пол под ногами проваливается и, люди падают на бетон. Все – трагедия, страховки от которой нет».

Выходит, что государство обязывает компании страховать нашу жизнь и здоровье лишь на отдельных этапах нашего существования. Как бы вот идем через длинный мост, некоторые отрезки которого представляют повышенную опасность – вот их обязательно страхуют. На остальных участках случиться ничего не должно.

Не должно было случиться беды и в тот раз в Пулково – но случилось. Кто виноват и кто отвечает деньгами за случившееся?

«На первый взгляд – принимающая сторона. То есть, аэропорт. – продолжает Людмила Айвар. – Однако, для тех, кто мало посвящен в структуру работы аэропортов, стоит сказать, что во многих случаях аэропорт – это просто сдаваемая в аренду площадка, где арендаторы – это компании-владельцы самолетов, владельцы обслуживающего наземного транспорта, в том числе, и трапов. И т.д. и т.п.

Единицы аэропортов могут позволить себе роскошь обслуживать себя сами от «А» до «Я», потому что, все это обслуживание сверхзатратно. А арендный бизнес – он беспроигрышный. Заключил договора с арендаторами и живи себе в удовольствие, получай свои денежки. И делать ничего не делаешь – и аэропорт функционирует как миленький.

Понятно, что найти действительно виновных в таком многообразии  арендаторов, субподрядчиков и «дочек» самого аэропорта не так просто – поэтому пока следствие уцепилось за самых «рыжих», тех, кто выпускал на поле некачественные трапы.

Но даже в том случае, если потенциально виновный будет найден, не факт, что закон позволит его наказать. Если тот самый злополучный трап находится в собственности того, кто его обслуживал – это да, это ответственность. Но трап вполне может находиться в лизинге, то есть, в собственности у банка – значит, те, кто им просто пользовался, уже как бы не в ответе. Значит, надо дальше идти по цепочке  – искать крайних».

Да, на работу с наземной обслуживающей аэропорты техникой обязательное страхование государством не предусмотрено. Простую тачку купить – страховать обязательно, а заправщики и трапы, как те же средства повышенной опасности – нет. В этом случае государство ответственность за возможную трагедию накладывает на собственника транспортного средства.

«Но и здесь есть свои «подводные камни» – уточняет Людмила Айвар. – Собственником имущества, а соответственно, и ответчиком в суде может быть компания, к примеру, с уставным фондом в 10 тысяч рублей. Как такие фирмы выходят на рынок, никому объяснять не нужно. Есть фактический владелец, находящийся в тени, и есть скромная компания, которую, в случае чего, и бросить не жалко. С нее все равно взять нечего – ни хозяину, ни суду.

Конечно, то, что в аэропорту работают десятки, а то и сотни разных компаний, уводит в сторону какую-то единую общую ответственность за ЧП. Плюс к тому, каждая из этих компаний старается заработать так, как может. В том числе, и за счет «оптимизации». Например, нужно тому или иному типу транспорта проходить плановый ремонт два раза в год – а делают раз в два года. А то и вообще не делают – простой дорого стоит. А в аэропорту каждый шаг – это деньги. Поэтому экономят на всем – на технике, на ремонте, на запчастях, на сотрудниках. Пример того, что из всей когорты пулковских водителей трапов лишь один имел право садиться за руль, говорит о многом».

Россия в ответе за тех, кто россияне?

К сожалению, в российских законах нигде не прописана, извините, за прямоту, цена жизни. Некрасиво эта фраза звучит ровно до того момента, пока не случилась беда. Когда случилось, все стороны конфликта, пытаются найти «золотую середину» морального ущерба (читай, та же цена за жизнь, здоровье, травму и т.д.). Истец хочет 5 миллионов, адвокат ответчика предлагает миллион, суд присуждает два.

Да и то, вся эта судебная тяжба возможна лишь после того, как есть этот самый ответчик, признанный судом виновным. До этого момента пострадавшая сторона предоставлена сама себе, если только виновник, еще до признания вины, или некая третья сторона не выплачивает пострадавшей стороне какую-то компенсацию, или не погашает первоочередные расходы, связанные с трагедией.

А вот за рубежом такое, по словам госпожи Айвар – в порядке вещей. На территории аэропорта случилась беда – аэропорт в качестве широкого жеста оплачивает семье пострадавших некую сумму. При этом виновных следствие еще близко не назвало. Но это у них. А у нас так не принято. Где-то из-за жадности, где-то – из-за сложившегося мнения, что платит тот, кто чувствует вину.

Вообще, в тех США понятие «цена жизни» давно уже присутствует законодательно. Понятно, что если кто-то нанес кому-то вред – тот платит компенсацию. Но платит и государство – сумму, примерно совокупную расходам на ребенка и несбывшимся из-за его гибели планам.

«И поэтому в «штатах» 99% возмещений морального вреда происходят в досудебном порядке – говорит Людмила Айвар. – Потому что, там нет необходимости в долгоиграющих судебных процессах и скурпулезных просчетах суммы возмещения. Там все уже разложено по полкам – погиб из-за тебя человек, платишь столько, травмировался – столько-то. Взрослые, дети, молодые, пожилые – все просчитаны. И там цена человеческой жизни действительно высока.

Как ни кощунственно это звучит – но выплата в 3-5 миллионов долларов за гибель человека это немало даже для такой богатой страны, как США, где в трагедии, подобной нашей пулковской, потенциальные виновные не стали бы отсиживаться в сторонке, рассчитывая, что их не найдут».

У нас же от трагедии до выплаты (вернее, до решения о выплате) проходят порой годы. Если признают виновными «стрелочников-работяг» – какие выплаты могут быть от них? Часть зарплаты? Судебное разбирательство длилось годы – выплата морального ущерба растянется на десятилетия.

«Вот вам конкретный пример – вспоминает Людмила Айвар трагедию на карельском Сямозере, где погибли 14 детей. – Это было летом прошлого года – а гражданские иски в суд от пострадавших еще даже не поступили. Не к кому их предъявлять – виновных еще в этой истории нет, приговоры пока не вынесены».

А ведь мало ли может быть в жизни трагедий, в которых, виновных нет, к примеру, физически. Например, теракт – пострадали люди, а террориста убили. Понятно, что власти что-то людям иногда выплачивают – но и то, чисто из-за резонанса. Как бы даже от себя – из какого-нибудь резервного фонда. Потому что, в законах нигде не прописано, что если гражданин Российской Федерации погиб или пострадал на территории страны, которая не обеспечила его безопасность, то в этом случае государство обязано возместить ему или его семье энную конкретную сумму. Если платят – то так, с барского стола, по некой доброте душевной, в основном что бы компенсировать расходы на погребение.

Что же касается судебных решений о возмещении морального ущерба, суды, похоже, боятся создать прецедент большой суммы, чаще всего урезая претензии истцов в десятки раз. Бывает, что сумма за гибель близкого человека едва-едва покрывает расходы, связанные с трагедией. А как же сам моральный ущерб, который нанесен людям в связи с утратой?

«Хотя, недавно в Санкт-Петербурге за врачебную ошибку, в результате которой погиб ребенок, суд назначил выплату в полтора миллиона рублей. – приводит госпожа Айвар пример из нашей действительности. – В сравнении с полутора миллионами долларов в США сумма смехотворная. Но с нашими скряжистыми судами и при нашей всеобщей бедности – это тоже все-таки результат».

По большому счету и большинство трагедий – это результат скряжитости бизнесменов: горючку подешевле, запчасти китайские, а не оригинальные, работники не высокооплачиваемые профессионалы, а «разнорабочие», готовые вкладывать за копейки.

«При такой схеме профессионалы потихоньку исчезают с горизонта. – сетует Айвар. – При той мере ответственности, которая сейчас существует в стране, работников высокого уровня держать экономически невыгодно».

И это не только авиа-бизнес. Образование, медицина, судебная и правоохранительная системы… Даже чиновники, которые приходят руководить целыми регионами – взгляните, кто они?

Удел непрофессионалов – не реальная работа, где разумная экономия и производство идеально подходят друг к другу, а экономия на самой работе, в расчете на то, что потребитель все схавает – ибо, выбора у него все равно нет

Люди прилетели на самолете в Пулково, к борту пригнали трап – или сходи по нему, или сиди в салоне, пока не выгонят. Пассажиры того рейса, на котором летели бабушка с внучкой, позже вспоминали, что пол трапа ходуном ходил под ногами. То есть, кому-то просто повезло не упасть – кому-то не повезло. Но ведь в тот момент никто не поднял эту тему – мол, ребята, по этому трапу страшно идти, давайте другой подгоняйте. Почему? Да потому что, все знали – не будет никакого другого.

И опять вопрос – почему не будет? Потому что, в государстве, где есть законы только для граждан, но нет для самого государства, каждый на свой хлеб с маслом зарабатывает по-своему. Всеми правдами и неправдами. Чаще неправдами. И спроса за это нет по жизни никакого. Есть только после смерти. Погиб человек – все схватились за головы, забегали, засуетились.

Погибли дети в Карелии – начали массово проверять детские летние лагеря. Да так жестко, что взять путевку ребенку туда стало почти невозможно. Потому что, в какой лагерь не плюнь – сплошь нарушения. Случилась трагедия в Пулково – почти все трапы на прикол, водителей – за парту, потому что, техника опасна, а водилы – неучи. А люди теперь сиди в самолете два часа, жди когда «шланг» освободится.

В нашей стране давно стало привычкой, что простые люди очень часто остаются со своей бедой один на один. Это когда ты не доплатил налоги, забыл оплатить штраф в ГИБДД, задолжал за коммуналку или кредит просрочил – о тебе вспомнят все государственные учреждения. В обратном порядке государство включает выборочную потерю памяти. Так что любовь у нас с Родиной какая-то безответная получается – мы ее всем сердцем, а она к нам… как обычно, к лесу передом.