Ведущий Владимир Бабурин

В этом выпуске: Сергей Ковалев:
– Во Владивостоке завершено судебное следствие по делу Григория Пасько.
– Тихий шпионский процесс. Дело Виктора Калядина.
– Мир после 11 сентября и Россия. Заметки историка Леонида Баткина.
Во Владивостоке продолжается судебный процесс по делу военного журналиста Григория Пасько. Закончено судебное следствие, и в середине месяца будет объявлен приговор.
Защита и сам Григорий Пасько уверены, что в действиях журналиста ничего преступного не было, и суду ничего не останется, как только подтвердить невиновность подсудимого и свою собственную, суда, независимость, записанную в российской конституции.
Но нельзя исключать, что военные и ФСБ вновь попытаются оказать на суд давление, чтобы хоть как-то отыграться за то поражение, которое нанес им уже Верховный суд России, отменивший часть пунктов приказа Министерства обороны о порядке засекречивания сведений. Секретного, кстати сказать, приказа.
После такого решения высшей судебной инстанции России дело Пасько должно было рассыпаться само собой. Но прокурор объявил лишь о завершении его очередной стадии – судебного следствия.
Григорий Пасько продолжает на волнах Радио Свобода рассказ о судебном процессе над самим собой.
Григорий Пасько:
3 декабря председательствующий в судебном процессе по так называемому "делу Пасько" подполковник юстиции Дмитрий Кувшинников в очередной раз предложил государственному обвинителю высказаться по поводу возможности завершения судебного следствия. 29 ноября на этот же вопрос прокурор ответить не смог и попросил время для обдумывания. На этот раз он долго не думал, а сразу попросил приобщить к материалам дела приказы редакции газеты "Боевая вахта", где я работал до ареста, о заключении мною контрактов на прохождение службы.
После того, как приказы были приобщены, прокурор спросил меня, содержится ли в этом законе, в законе о статусе военнослужащих, только права, или есть еще обязанности и ограничения. Поскольку вопрос носил не конкретный и явно правовой характер, прокурору посоветовали обратиться с ним в ближайшую юридическую консультацию.
Затем представитель государственного обвинения достал, очевидно, по его мнению, запасной козырь – факсимильное сообщение японского журналиста в Генеральное консульство Японии во Владивостоке о том, что он приглашает меня в Японию и не против получения мною визы. На это мои защитники ответили, что вопрос судом уже ранее исследовался. Более того, указывалось на незаконность получения данных доказательств и на то, что документы не переведены на русский язык. На этом прокурор иссяк и сказал, что он считает возможным закончить судебное расследование.
Таким образом, 3 декабря судебное следствие по делу Пасько закончено.
После этого я сделал заявление, в котором, в частности, отметил следующее. Мне жаль, что у прокурора не хватило духу и смелости отказаться от обвинения на стадии судебного следствия. Значит, он рассчитывает на обвинительный приговор. Но добиться этого можно только вне рамок правового поля, то есть – оказанием давления на суд. И у меня не вызывает сомнения, что такое давление уже оказывается. По замыслу ФСБ, только обвинительный приговор может возродить чувство страха в людях, отбить охоту у правозащитников, журналистов, экологов интересоваться положением дел в тех сферах, которые определенным ведомствам хочется держать закрытыми от общественного контроля.
Своим заявлением я в очередной раз выразил обеспокоенность возможностью оказания давления на суд со стороны ФСБ. Заявление суд приобщил к материалам дела.
Выступление прокурора в прениях назначено судом на 7 декабря. Мы думаем, что оглашение приговора следует ожидать в середине декабря.
Владимир Бабурин:
Григорий Пасько – о собственном судебном процессе.
Этот суд, несмотря на закрытость судебных слушаний, стал достоянием гласности. И уже это дает надежду хотя бы на то, что с Пасько не удастся расправиться, спрятавшись за непроницаемой завесой государственной тайны.
Но этот суд – не единственный сегодня в России, а большинство из них проходит, действительно, за закрытыми дверями, и что там на самом деле, правосудие вершится или расправа, кроме самих участников, не знает никто. 31 ноября этого года в следственном изоляторе "Лефортово" тайно практически был вынесен приговор – 14 лет лагерей – генеральному директору закрытого акционерного общества "Эреас Электрон Лимитед", входящего в крупный холдинг "Электроинторг" Виктору Калядину. Он был обвинен в шпионаже. Дело, похожее на десятки судебных процессов, которые негласно, в большинстве своем, вершатся сегодня в России.
Адвокат Калядина Людмила Трунова принесла в редакцию толстый том каталога вооружений, выпущенного в рекламных целях "Росвооружением". Тот, кто читает наши программы в Интернете, может с одной из страниц познакомиться. Одновременно – это, можно сказать, и один из пунктов обвинения Калядина.
Но использование открытой печати не может уберечь сегодня в России от обвинений в шпионаже и в разглашении государственной тайны. О деле своего подзащитного Виктора Калядина рассказывает адвокат Людмила Трунова.
Людмила Трунова:
Обвиняют моего подзащитного в измене родине в форме шпионажа, а виновность его, по приговору суда, якобы доказана исключительно на показаниях двух иностранных граждан. Один из этих граждан – гражданин США, второй – Союзной Республики Югославия. Данные лица в судебное заседание не вызывались, а их так называемые показания, полученные более чем сомнительным путем, способами и методами, с нарушением закона, и на предварительном следствии в судебном заседании не проверялись.
Вывод суда о причастности гражданина США к американским спецслужбам зиждется лишь на материалах, представленных заинтересованными и исходе дела органами и не имеющими процессуального значения документами. Это – своего рода справочки спецслужб о том, что американский гражданин, наверное, шпион, может быть, – есть такие сомнения. И также о том, что некоторые американские компании интересуются закупкой российского вооружения.
На первый взгляд, что тут странного?
Представьте себе такую экстравагантную ситуацию, когда представитель иностранной разведки, который для наших органов государственной безопасности – шпион, приходит на Лубянку и, как это указано в нашем приговоре, честно и откровенно говорит: "Да, я шпион и работаю на разведывательное управление Министерства обороны США и действую в интересах фирмы "Дженерал дайнемекс лимит систем".
Не трудно догадаться, что в подобных ситуациях должны сделать наши спецслужбы, правда? Однако, учитывая доказательную базу, основанную на голословных измышлениях, и то, что процесс над иностранными гражданами, в особенности – над гражданином США, будет иметь международную огласку и находиться под пристальным вниманием профессиональных юристов, иностранных граждан, на чьих признательных якобы показаниях построено обвинение моему подзащитному. Арестовывать не стали, отпустили с миром.
Еще один фигурант, якобы представитель иностранной разведки дружественной нам республики Югославия, в ходе следствия вообще не допрашивался. Специально обученные сотрудники ФСБ едут в Югославию, любезно с ним беседуют. Кстати, из материалов дела вообще не следует, что беседа была именно с ним, привозят заветную запись разговора. Кстати, подчеркиваю: сделанную незаконно, неизвестно как и неизвестно с кем происходила беседа. Ведь ни следствие, ни суд дополнительно не проверяли, чей голос звучит на кассете.
Итак, суд, несмотря на явные нарушения закона при производстве так называемых следственных действий, сделал все возможное для того, чтобы узаконить незаконное, поскольку при отсутствии доказательств от двух иностранных граждан обвинение в отношении моего подзащитного именно в шпионаже рассыпалось бы, как карточный домик.
Излюбленная вещь силовых структур – закрытость судебного процесса. При неустанном контроле. Вот, например, прокурор, куратор ФСБ, надзиравший и руководивший за следствием, специально обученный судья, допущенный к этой категории дел, не обращает внимания ни на какие, даже самые грубейшие нарушения закона. Следователь, постоянно присутствующий за дверьми зала судебного заседания и готовый в одночасье выполнить любое поручение суда по добыванию дополнительных доказательств – причем, любой ценой.
Как результат – два часа непрерывного перечисления процессуальных нарушений с нашей стороны, изложенных на восьмидесяти страницах убористого текста. Неверная квалификация самого деяния. Но все покрыто мраком страшной государственной тайны.
Вспомните недавний громкий процесс над Поупом, сколько эфирного времени было посвящено для огласки этого дела. Вся страна с интересом следила за ежедневными репортажами, занимающими большую часть времени в любой информационной программе. А что в нашем случае? Кто-нибудь знает, или слышал хоть краем уха о том, что судят Калядина? Почему это скрывается от общественности? Почему мы так любим иностранных граждан и не любим своих? Или суд боится, что общество узнает о беззаконии, которое творится в российских судах? Да это, в общем-то, и не секрет, это всем известно.
Конечно, легче проводить процесс за закрытыми дверьми, когда на скамье подсудимых сидит пожилой больной человек, перенесший, кстати, на глазах суда, два тяжелейших инфаркта и требующий срочного медицинского контроля и незамедлительного хирургического вмешательства. Кстати, нами в суд предоставлялась масса медицинских документов, подтверждающих, что Калядину срочно требуется проведение операции на сердце, причем, не просто операции, а очень серьезного вмешательства – аортокоронарного шунтирования – и, кстати, пока это еще не поздно.
И после второго инфаркта он находится в болезненном, бессознательном состоянии. Вплоть до того, что сотрудники следственного изолятора отказались привозить его в суд, дабы избежать очередного инфаркта, или, куда хуже – смерти.
Суд проходил в стенах СИЗО ФСБ "Лефортово". Мы имеем приговор – 14 лет лишения свободы в колонии строгого режима. И после этого каким кощунством выглядит ответ тюремных эскулапов: в госпитализации и проведении операции моему подзащитному отказано, хотя это для него единственный шанс остаться живым. Проведение операции возможно, естественно, лишь в условиях московских клиник. Несложно догадаться, что моему подзащитному, тем более в условиях колонии, даже медицинская помощь, необходимая для поддержания жизни, не может быть оказана.
Вызов неотложной скорой помощи – практически ежедневно, поскольку лечебная часть изолятора не стравляется.
Кощунством выглядит резолюция тюремной санчасти о том, что доехать до областного суда есть непосредственная угроза для жизни обвиняемого, а вот добраться этапом до колонии и отбывать 14 лет строгого режима он в состоянии.
По сути своей, приговор является приговором к высшей мере, вот именно в отношении моего подзащитного. Все это прекрасно понимали и понимают. Приговаривая Калядина к высшей для него мере наказания, судья победно заканчивает процесс. Как вы думаете, чем? Шутливыми стихами, эпиграммами и шарадами, написанными для каждого участника процесса. Видно, не случайный отбор. Нужно иметь стальные нервы и особый род цинизма. Государство всей своей мощью победило отдельно взятую личность. Ну, кто бы сомневался?
Интересная получается ситуация. По одним и тем же основаниям, при наличии одной и той же доказательной базы, Калядина осуждают к 14 годам, а иностранных граждан отпускают восвояси с миром.
На сегодняшний день остро стоит вопрос жизни и смерти моего подзащитного. Руководство изолятора "Лефортово", которое, кстати, несет ответственность, на сегодняшний день, за его здоровье, самоустранилось, переложив эту обязанность на суд. Говорят: "Даст суд разрешение – госпитализируем, а вот если не даст суд разрешения…" Вот так. И не дал суд разрешения, поскольку, на сегодняшний день Калядин осужден, и вопросы медицинской помощи лежат на следственном изоляторе.
Пока суд с изолятором перекладывают друг на друга ответственность, неоказание незамедлительной медицинской помощи моему подзащитному может привести к трагическим последствиям.
И еще хотелось бы мне сказать о признания Верховным судом Российской Федерации, решением от 12 сентября 2001 года приказа Министерства обороны от 10 августа 1996 года номер 055, в котором перечень сведений, подлежащих засекречиванию в Вооруженных силах, признан незаконным и недействующим. Данное решение было вынесено по жалобе Александра Никитина. Признаны незаконными и недействующими десять пунктов перечня. Нами обжаловано еще два пункта перечня.
Верховный суд установил, что перечень и приказ номер 055 не могут служить основанием для регулирования соответствующих отношений и на них нельзя ссылаться при разрешении спора. В стране меняются законы в сторону демократизации и защиты прав и свобод человека. Однако на практике ситуация обстоит несколько иначе.
На недавней конференции, посвященной десятилетию судебной реформы, я была очень удивлена, когда услышала заявление заместителя председателя Верховного суда Жуйкова. В своем заявлении он подчеркнул, что судьи имеют тенденцию обвинительного уклона. У молодых судей, миновавших воздействие тоталитарного коммунистического режима, гораздо ярче выражена жестокость, желание карать, что не должно быть присуще нашему правосудию в новых условиях становления правового государства.
Владимир Бабурин:
Адвокат Людмила Трунова о деле Виктора Калядина.