Уважаемые коллеги Тема моего выступления – Актуальные проблемы теории и практики применения уголовно-процессуального права России Анализ законодательства и правоприменительной практики в России показал, что новый Уголовно-процессуальный кодекс, принятый в 2001 г. и направленный на совершенствование законодательства с учетом международных критериев не стал, как предполагалось, серьезным шагом вперед, принципиальных изменений не произошло. УПК РФ, от которого правоприменители ждали разрешения и закрепления спорных и неурегулированных вопросов, не только их не решил, но и усложнил многие уголовно-процессуальные вопросы. Так, реально на практике не действуют международные стандарты, основа преобразований и рационализации системы уголовно-процессуальных отношений. Составной частью праовой системы России являются Общепризнанные принципы и нормы международного права и международные договоры Российской Федерации. Серьезной проблемой является недостаточная информированность практикующих юристов о наличии и содержании Международных стандартов. К примеру не все итоговые постановления Европейского суда по правам человека, которыми установлены факты нарушения Россией положений Европейской конвенции по правам человека, переведены на русский язык и официально опубликованы. Суть уголовного судопроизводства – по-прежнему борьба с преступностью, а не защита прав и законных интересов личности, что противоречит принципу гуманизации построенного на комплексе общечеловеческих ценностей. Суд первой инстанции не стал самостоятельной, центральной фигурой уголовного процесса. Им, как и раньше руководит вышестоящий суд. Основой нового УПК остался прежние «советские» принципы, с внесением отдельных принципов и положений заимствований из законодательства других стран. Коренных изменений существовавшей правовой системы не произошло, и привнесенные идеи в условиях сложившихся стереотипов осуществления правосудия тормозят развитие уголовного судопроизводства. Немаловажная проблема современного развития уголовного судопроизводства – соотношение права и политики. В условиях бессистемности многих демократических преобразований, неопределенности концепции развития общества и государства посредством судопроизводства осуществляется идеологическая и политическая функция. Неслучайно законодатель оставил большое поле судебно-следственного усмотрения. Следует обратиться к тем обязательным критериям качества, которым должна отвечать норма, чтобы считаться «законом» в смысле международных норм права. В соответствии Европейской Конвенции по правам человека критерии «качества закона» следующие: закон должен отвечать требованию принципа правовой определенности или предсказуемости, то есть должен быть сформулирован с достаточной степенью точности, чтобы позволить заинтересованным лицам предвидеть, применительно к обстоятельствам, в разумной степени последствия, которые могут повлечь за собой их действия. Правовая определенность российского уголовно-процессуального закона вызывает серьезные неодобрения. В законе существует большое количество оценочных понятий, как, к примеру, «Исключительные случаи, особая сложность, большой объем уголовного дела, случаи нетерпящие отлагательств, продолжительное время, и т.п.». Широкий простор для усмотрения правоприменителя питательная среда коррупции а в условиях, где цель – борьба с преступностью, возможность неограниченной произвольной трактовки приводит к обвинительному уклону. Статистика подтверждает 99% обвинительных приговоров, при снижении качества и профессионализма кадрового состава, большое количество невиновно осужденных. Ведущую роль в формировании политической функции уголовного процесса осуществляет Конституционный Суд часто выходя за рамки правоприменения. Решения зачастую не определенно отражают рассматриваемые принципы, нередко резолютивная часть не содержит промежуточных выводов, что также порождает произвольность усмотрения в деятельности правоприменителя. Остановимся на рассмотрении отдельных конкретных положений. ПРОБЛЕМЫ ПРИМЕНЕНИЯ МЕР ПРЕСЕЧЕНИЯ. Одним из наиболее существенных процессуальных вопросов в уголовном процессе является применение меры пресечения. Нормы, касающиеся мер пресечения в уголовном процессе, в законодательстве сформулированы недостаточно четко, в законе имеются положения, зависящие исключительно от субъективного отношения должностных лиц правоохранительных органов и суда, зачастую в правоприменительной практике нарушаются правовые международные основополагающие принципы.
Почему не принесло ожидаемого эффекта, введенное новым УПК РФ 2001 г., смена процессуального лица, решающего вопросы избрания меры пресечения, с обвинителя-прокурора на независимого судью. Как нам видится, как бы четко не пытался регламентировать законодатель процедурные вопросы, существенным и решающим остается субъективное усмотрение судьи принимающего окончательное решение. Типичный случай: задержание подозреваемого на месте совершения преступления, следствие должно в считанные часы предоставить доказательства обоснованности применения меры пресечения, например, содержания под стражей, а это – обстоятельства свидетельствующие, либо о том, что подозреваемый будет скрываться от следствия и суда, продолжит противоправную деятельность, или воспрепятствует расследованию. Предоставить суду необходимые доказательства обоснованности ареста, как правило, в отношении человека ранее не привлекавшегося к ответственности, но на данный момент задержанного, свидетельствующие, что он в будущем может совершить, и каково будет его поведение – крайне сложно. Характеризующие документы, как и тяжесть подозрений должны учитываться при решении вопроса о применении меры пресечения, но не являются основанием и предметом рассмотрения, однако суд обязан дать ответ в считанные часы. Кардинальным в решении суда являются цели и задачи уголовного судопроизводства, стоящие перед судебной системой, за нарушение которых могут, по таким же субъективным основаниям, отменить решение, а при неоднократности вызвать судью на квалификационную комиссию. Важно, что суть целей и задач уголовного судопроизводства, по-прежнему, – борьба с преступностью, а не защита прав и законных интересов личности, и именно это противоречит принципу гуманизации, построенном на комплексе общечеловеческих ценностей, это и не дает разорвать порочный круг обвинительного уклона, неизменный рост статистики по арестам, и переполненности изоляторов временного содержания.
ОТДЕЛЬНЫЕ ПРОБЛЕМЫ РЕАЛИЗАЦИИ ПРАВ ПОТЕРПЕВШИХ В соответствии с Декларацией основных принципов правосудия для жертв преступлений, принятой Генеральной ассамблеей ООН 29.10.1985 г., «лицо считается жертвой независимо от того, был ли установлен, арестован, предан суду или осужден правонарушитель. В пункте 14 Декларации говорится «жертвам следует оказывать необходимую материальную, медицинскую, психологическую и социальную помощь». Европейская Конвенция по возмещению ущерба жертвам насильственных преступлений (не ратифицирована Россией Страсбург, 24 ноября 1983 г.) устанавливает, что государство возмещает убытки, когда не может быть обеспечено их возмещение из других источников, тем, кому причинен вред здоровью, а также тем, кто находится на иждивении погибших (ст. 2). Компенсация должна покрывать потерю дохода, затраты на медикаменты, госпитализацию и содержание иждивенцев (ст. 3). Возмещение причиненного вреда потерпевшему редкость российского уголовного судопроизводства. Объемы возмещения морального вреда не регламентированы и законодательно не закреплены. Суды удовлетворяют иски потерпевших в минимальных размерах, чем блокируется материальная ответственность осужденных. Институт гражданского иска в уголовном процессе неэффективен. Данная проблема обсуждалась на 5 Конгрессе ООН по предупреждению преступности и обращению с правонарушителями (Женева, 1-12, сентября 1975г.): «…символическое возмещение вреда вряд ли сможет хотя бы частично компенсировать боль и страдания, перенесенные потерпевшими и их семьями». Прибегая к помощи потерпевшего, органы уголовного преследования решают главным образом свои служебные задачи. Не учитывается то, что после совершенного преступления жертва находится в состоянии острых психологических и материальных проблем и потому нуждается в правовой защите и повышенном внимании. Жертва нуждается в помощи как непосредственно после деяния, так и в пролонгированной помощи (сироты при утрате кормильца, инвалиды по утрате трудоспособности, медицинское сопровождение на период лечения и т.п.), человек должен получать психологическую, правовую, медицинскую, материальную помощь, однако в российском праве потерпевшему не уделяется достаточного внимания. Еще одной немаловажной проблемой является, что УПК России в значительной степени ограничивает и ущемляет права потерпевшего по отношению к правам подозреваемого (обвиняемого). Потерпевший полностью зависит от прокурорско-следственной позиции. Потерпевшему не положено предоставления бесплатной юридической помощи, в то время как обвиняемый имеет право на обязательную бесплатную юридическую помощь. Принято считать, что на стороне защиты прав потерпевшего находится сторона обвинения, хотя это часто не соответствует действительности. Законодательство России наделяет потерпевшего правом участвовать в уголовном преследовании, однако законом не определен срок, в течение которого лицо должно быть признано потерпевшим по уголовному делу и на практике зачастую пострадавший признается потерпевшим на завершающей стадии уголовного судопроизводства, что лишает его предсмотренных законом. Потерпевший не вправе знакомиться с постановлениями о назначении экспертизы и их результатами, если только экспертиза производилась не по его ходатайству или не в отношении него. Есть что-то ненормальное в позиции законодателя, видящего за проблемой защиты прав человека только того, кто преступил закон, кто бросил вызов обществу и государству, а не те миллионы судеб, которые попираются преступниками. Согласно принципу презумпции невиновности, подозреваемый и обвиняемый не обязан доказывать свою невиновность. Бремя доказывания обвинения и опровержения доводов, приводимых в защиту подозреваемого или обвиняемого, лежит на стороне обвинения (ст. 49 Конституции РФ, ч. 2 ст. 14 УПК РФ). В соответствии с этими положениями, обязанность доказывания вины обвиняемого в обоих рассмотренных нами случаях, должна возлагаться, в том числе и на потерпевшего. Отметим, что потерпевший, будучи не в состоянии собрать необходимую ему доказательственную базу (УПК не предоставляет ему такой возможности), вынужден прибегать к помощи органов предварительного расследования. На стадии судебного разбирательства, где функцию обвинения осуществляют прокурор и потерпевший, потерпевший занимает не только неравное, но даже подчинённое положение. Потерпевший по существу бесправен перед прокурором и, соответственно, перед судом и государством. Относится данное утверждение к закрепленному в положениях ч. 7 и 8 ст. 246 УПК РФ праву государственного обвинителя отказаться от предъявленного подсудимому обвинения или изменить его в сторону смягчения. В случае отказа государственного обвинителя от обвинения (полностью или в части) суд обязан прекратить уголовное дело или уголовное преследование. При этом позиция потерпевшего не имеет никакого правового значения, этим УПК РФ существенно нарушает права потерпевшего на доступ к правосудию, позиция государственного обвинителя, отказывающегося от обвинения, для суда является безусловной, в то время как позиция потерпевшего судом даже не учитывается, хотя потерпевший рассматривается как полноправный участник уголовного судопроизводства со стороны обвинения. Потерпевшему как минимум, необходимо предоставление права на обязательную юридическую помощь в случае прекращения уголовного преследования в отношении обвиняемого на досудебной стадии процесса или отказа прокурора от обвинения в суде. В нормах ч. 7 и 8 ст. 246 УПК РФ отчетливо заметно возвращение процессуального положения потерпевшего к состоянию периода действия первых советских Уголовно-процессуальных кодексов 1922 и 1923 гг., когда процессуальное неравенство потерпевшего и обвиняемого доходило до того, что потерпевший мог быть допрошен подсудимым, но сам не был вправе задать последнему вопросы. ИНСТИТУТ РЕАБИЛИТАЦИИ не урегулирован и не работает. Во-первых, данный институт регулирую различные отрасли права – Гражданское законодательство и Уголовный процесс, таким образом, нет единообразного законодательного закрепления. Закон о порядке возмещения вреда причиненный незаконными действиями органов дознания, предварительного следствия, прокуратуры и суда регламентированный ст. 1070 ГК РФ должен был быть разработан и принят – 1996 г. Сегодня суды применяют устаревшее положение и инструкцию о порядке возмещения вреда, утвержденную в СССР 1981 г., положения которых не удовлетворяют реалиям сегодняшнего дня, в связи с чем, институт реабилитации носит формальный неработающий характер. Внимательное изучение уголовно-процессуального законодательства России и сопоставление его отдельных положений подтверждает, что оно сформулировано с позиции благоприятствования прокурорско-следственного аппарата, построения административной вертикали и возможности совершения различных действий и принятия решений без надзора и контроля независимого суда. Что особенно опасно в условиях распространения коррупции. Прокурорско-следственный аппарат внутри своего ведомства принимает и отменяет решения, дает и выполняет указания, при этом и суд и участники уголовного судопроизводства поставлены в неравные условия. Достаточно привести пример того, что суд, рассматривая жалобу на незаконность действий (бездействий) или решений органа дознания, следователя или прокурора при установлении таких нарушений может вынести решение лишь с формулировкой «обязать устранить допущенные нарушения» и отправить устранять нарушителю.
